Преступление из наказания. Прошлое переплетается с настоящим… - Александр Черенов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я «притормозил» и хмыкнул:
– … Думал, что на свою корысть, а оказалось, на свою задницу… Ладно… Подкрепимся ещё немножко пищей духовной.
– ? – в отсутствие мысли поработал бровью «Важняк».
– Как сказал бы товарищ Бывалов: «Пошли по объектам!».
– ??? – ещё раз оказался честным «следак».
– Посмотрим, какую запись сочинила наша красавица о посещении шефа начальником УСБ… и не сочинила ли она её?
– А-а-а! – честно же «сознался» «Важняк».
«Красавица» сочинила… и не сочинила: запись о визите начальника Управления собственной безопасности в книге регистрации посетителей имелась. Больше того: девица успела внести и запись о времени «начала визита»: оно пришлось на заключительную пятиминутку рабочего времени.
– Символично! – хмыкнул «Важняк».
– «Пять минут до двенадцати»?
«Важняк» рассмеялся.
– Ну, шеф, с Вами неинтересно разговаривать: всё-то Вы знаете!
– «Бытие мое…»! – хмыкнул я. Не слишком весело хмыкнул. А всё потому, что намёк относился не столько к фразе из знаменитой комедии, сколько к марксову «Бытие определяет сознание». Уж, моё бытие основательно поработало над сознанием!
– Пригласить «тётеньку»? – «догадался» «Важняк».
– И поживее!
Долго искать девицу не пришлось: она предавалась горю в пределах досягаемости. Точнее, в коридоре.
– Когда ушёл начальник УСБ?
Я устал задавать «красивые» вопросы, и поэтому изменил себе. Девица тут же собрала лоб в морщины.
– Так я же говорила, товарищ… то есть…
– Товарищ, товарищ!
– … товарищ генерал, я ушла, а они вдвоём с прокурором остались. Я же говорила!
– Вы не стали задерживаться?
Девица замешкалась с ответом.
– Ну, иногда шеф просил задержаться… когда приходили нужные люди… то есть, посетители. И я задерживалась. Но на этот раз такой просьбы не было. Мне даже показалось, что вчера шеф «попросил» бы меня, если бы я задержалась.
– Даже так?! «С вещами на выход»?!
Мы с «Важняком» обменялись быстрыми взглядами.
– Да, мне так показалось.
Видя, как глаз девицы всё время «съезжает» на покойника, я из соображений такта… или тактики решил не подвергать её дальнейшим страданиям.
– Ну, что ж: спасибо…
Девица направилась к двери, где и её и застиг «вопрос
на дорожку», он же – «на засыпку»:
– Значит, Вы ушли и больше не возвращались?
Было заметно – даже без бинокля – как секретарша очень постаралась не вздрогнуть. Да и её ответный текст «спиной к нам» тоже был «говорящим».
– Н… нет, не возвращалась…
– Тогда, всего доброго, но мы с Вами ещё встретимся.
Стараясь держать шаг с фасоном, девица вышла за двери, и первое, что я услышал, были слова «Важняка»:
– Врёт, как сивый мерин!
– Я тоже так думаю.
У меня и в самом деле не нашлось оснований для оппозиции. Правда, я их не слишком усердно искал: ведь, кроме оснований, у меня уже не находилось ни времени, ни терпения.
– Поедем к себе: не люблю я думать на ходу. А товарища пусть отгружают: нечего ему загрязнять окружающую среду.
«Важняк» оперативно распорядился – и «вольнонаёмные декабристы» из «суточников» засуетились возле трупа с полиэтиленовым мешком. Да, цивилизация, пусть в такой форме, затронула и наш городок. «При коммунистах» у нас «этого Запада» не было: «объект» укладывали на любую подходящую по размеру тряпку. Иногда это было одеяло, иногда – плед, редко – ковёр. Чаще всего транспортировали «жмурика» в простыне. И не всегда это делали наши верные «декабристы» из пятнадцатисуточников. Нередко приходилось напрягать и личные мышцы, подрывая, тем самым, здоровье и авторитет.
Оттого-то я всегда терпеть не мог советские детективы, в которых мордовороты в белых халатах – на носилках! – загружали покойника в карету «Скорой помощи». В реальной жизни врачи быстро поставили нас на место: «Мы возим живых!». Заодно они так же быстро ставили нас и «на уши»: нам, следователям и «операм», приходилось самостоятельно изыскивать и транспорт, и грузчиков.
Спасибо безотказным участковым: именно на их плечи ложилось тяжкое бремя отлова ни в чём не повинных водителей автомобилей, При этом в работу шли не только бортовые авто, но и самосвалы: «на войне – как…» в жизни, а не в кино. Нюансы из отношений родственников усопшего – и к нам, бессердечным, и к способу транспортировки – игнорировались: поначалу – старательно, затем – равнодушно.
Проводив «рабочим» взглядом чёрный мешок, я повернулся к своим ребятам, изнемогавшим у меня за спиной в ожидании долгожданной команды.
– Домой!
Глава четвёртая (год 1991)
«… Несмотря на фактор «навязчивого сервиса» и «где-то даже принудительной доставки», «Ахмед» встречал нас в своём кабинете. Я не возражал против несущественного «отступления от устава»: за минусом отдельных нюансов, пока ещё мы гостили у товарища, а не он у нас. Обстановка в служебном кабинете владельца «увеселительно-образовательного заведения» «была» и била: в глаза и за край. На дело дурновкусия «Ахмед» не пожалел ни денег, ни буйной фантазии. Товарищ явно не был знаком с хорошим вкусом, зато очень хорошо был знаком с хорошими деньгами.
Это несоответствие позволило ему обустроить кабинет с подобающим …. бесподобием. В этом «смешении жанров» нашлось место и ампиру, и модерну, и даже соцреализму «от девушки с веслом». В итоге, антикварное кресло красного дерева с позолоченными подлокотниками из девятнадцатого века и офисный шкаф из ДСП и наших дней вполне мирно уживались друг с другом. Из кабинета получился музей в духе коммунальной квартиры и басни Сергея Михалкова «Две подруги»: «Вот волос из турецкого дивана, вот лоскуток персидского ковра! А этот нежный пух достали мне вчера – он африканский, он – от Пеликана».
– Прошу, господа.
«Ахмед» одним из первых в области начал культивировать «новое старое» обращение. Хотя обращение «брат» было ему объективно ближе: как он был «братком», так и остался.
– Какое несчастье!
«Ахмед» решил не затягивать с прелюдией из коньяка и «Мальборо», и сразу же перешёл к делу, лишь оформив этот переход выражением сочувствия.
– Мне уже сообщили, но какое несчастье! Какая утрата для…
– … «деловых кругов» нашей области, – закончил я за докладчика, не забыв проставить голосом кавычки. Разумеется, «Ахмед» их услышал.
– Жаль, дорогой! – покачал он головой.
– Может, хватит уже его жалеть?
«Ахмед» усмехнулся.
– Да я уже – не его… чёрт с ним… или Бог.
– Кого же тогда жаль, или чего?
– «С нами – а не наш». Помните?
Моя бровь сама полезла на лоб: «авторитет» цитировал определение Троцкого Ильичом в пересказе Горького! Уголовник, не только умеющий читать, но и читающий классиков – это или для «Энциклопедии чудес», или для Книги рекордов Гиннеса!
– Не совсем в цель, – определив бровь на место, усмехнулся я. – Я не только не ваш, но и не с вами.
– Вот этого-то и жаль!
«Ахмед» почти обречённо взмахнул руками.
– Потому, что Вы, уважаемый – не чета покойнику. После минуты общения с этим типом, даже без рукопожатия, нужно было полчаса мыть руки с мылом! Я уже не говорю о дезинфекции помещения. А на Вас – ни пятна, ни «крючка». Мы могли бы успешно сотрудничать, к обоюдной выгоде, да Вы не пожелали. Оттого и жаль, что Ваше законное место занимают другие люди: непорядочные.
– Законное место у кормушки? – покривил я лицом. «Ахмед» тоже поморщился и махнул рукой.
– Зачем Вы так? Для Вас… скажем так: долевое участие в СП.
А кормушка – это для скотов, вроде нашего покойника.
– Эк, Вы его приложили! – усмехнулся я. – Какой скоропостижный переход от «сострадания» к правде жизни! Не очень-то, получается, Вы его любили.
– Совсем не любил.
«Ахмед» уже не улыбался. Выражение его лица моментально стало жёстким и недоброжелательным.
– Но Вас часто видели вместе улыбающимися друг другу?
– А куда мне было деваться?!
Горечь в голосе «Ахмеда» показалась мне на удивление натуральной. Я даже расслышал комбинацию из двух знаков, подтверждающих моё предположение.
– Вы хотите сказать, что…
– Да!
«Ахмед» и не пытался убежать от меня взглядом. Более того, уставился на меня в упор, почти не мигая.
– И Вы прекрасно знаете, что я хочу сказать. Только это Вы мне в вину не поставите!
– А я и не собираюсь, – равнодушно двинул я плечом. Я говорил сейчас искренно: мне даже не пришлось подделывать равнодушие. – Разумеется, Вы – не единственный «такой друг» усопшего. Но это уже – не моя юрисдикция. Я всего лишь расследую убийство.
Потеплевшим взглядом «Ахмед» «поблагодарил» меня за отсутствие тайных умышлений, и тут же приподнял бровь:
– Вы уверены, что это – убийство?
Я вздохнул и развёл руками.
